Эксклюзивное интервью для marsmusic.com

marsmusic.com (mm): Давай с самого начала: как ты пришла в ударные?

Стефани Ойлинберг (СE): Если верить моей маме, то уже года так в полтора-два я утаскивала из кухни кастрюли и банки и зажигала, молотя по ним ложками. А мама сидела на измене. Так что играть я начала раньше, чем осознала саму себя.

mm: Но потом-то ты где-то училась этому?
SE: Формально — да, я числилась (смеется), но на самом деле не особо вникала во все эти дела. Так, слямзила пару фишек у людей и все. А чтобы серьезно ходить заниматься — не, такого не было. Я нашла одну школу в Лос-Анжелесе, это Percussion Institute of Technology, и там были, типа, летние курсы. Мне, на самом деле, просто хотелось свалить в Л.А. и моя мамуля, типа, мне разрешила. Там я встретила отличных парней и все такое прочее, и начала играть по группам. Ну, как, собственно, у всех это происходит. Не знаю, занимаются ли те парни до сих пор музыкой. Тогда занимались.

mm: Тогда как ты вообще научилась играть на ударных? Кумиры из барабанщиков у тебя были?
SE: Да фиг его знает, были они или не были. Мне нравились какие-то песни из крутившихся по радио и я пробовала их снять. Ну, обычная история. Что слушала, то и сыграть пыталась. Ну, Стив Смит из Journey меня радует; Омар Хаким переиграл со кучей народа; Ларс Ульрих тоже ничего герой; Честер Томпсон, Тони Томпсон... Все барабанщики хороши. Все абсолютно. Цепляет-то стиль, а не трюкачество. Меня как-то не волнует, сколько там нот в минуту играется. Если вы делается что-то неожиданное, то я обязательно заинтересуюсь и может даже зафанатею серьезно. Но, честно говоря, я слушаю такое количество музыки, что конкретно барабанщики как-то отходят на второй план. Обычно в первую очередь я обращаю внимание на сами песни.

mm: Ну, оно и понятно — ты же мультиинструменталист. На чем, кстати, еще ты играешь?
SE:. Ну, непосредственно перед тем, как придти к Кид Року, я играла на гитаре и пела (в панк-группе «Puppy Steak» — прим. mm), так что плюсуй гитару, вокал и бас. Это в первую очередь. Еще я программирую и балуюсь с клавишными, но, конечно, мне далеко до уровня нашего штатного клавишника Джимми Бонсa. Я не профи. В смысле, вряд ли я смогу сесть и сыграть на фортепьяно Бетховена. Пару аккордов взять или сбацать какую-нибудь песенку в духе Джюел или, там, Сары Маклахлэн, конечно, не проблема, но серьезным пианистом я себя не назову. Хотя инструмент страшно клевый. Может, если бы у нас было побольше свободного времени, я бы и села поучиться играть на фоно посерьезнее, хотя возраст, конечно, не тот и руки уже не те. Да и группа собралась чтобы работать всем вместе, а не чтобы каждый сам по себе ковырялся.

mm: Но официльно ты числишься именно ударником?
SE: Ага. Меня всегда это вставляло. Потому что гитаристок в мире до фига, а вокалисток еще больше. А ударницы — они на вес золота. Вечно обнаруживался кто-нибудь, кому как раз требовалась барабанщица. Так что чаще всего я играла именно на ударных.



mm: Вернемся немного назад. Между кастрюлями и дорогой в Лос-Анжелес были какие-то музыкальные эксперименты?

SE: Я жила в Янгстауне, Огайо, типа в глубокой заднице в округе Аштабула. Ни черта там не было, кроме кур, лошадей и, ясен пень, школьных оркестров. И надо было вписываться по-любому либо к местным красавцам-комсомольцам, либо в оркестр. Я, ясно дело, отметилась в них обоих (оркестрах, в смысле). Надо было выбирать инструмент. Ну, можно представить: если сейчас я, взрослая, полтора метра ростом, то тогда вообще метр двадцать на коньках была. И, разумеется, не нашла ничего лучше, чем тромбон. Типа, а что? Могу!
Месяца через полтора мой препод тромбон у меня нафиг отобрал, потому что я могла играть только на четвертой позиции, а в тромбоне их восемь, кажется. Ручонки-то… В общем, на этой дудке я при любом раскладе не могла играть нормально. Коротковата я для него (смеется).
Так что от тромбона меня отстранили и взамен подсунули кларнет. А я и говорю: «Не буду я на этой фигульке играть!». Дайте мне мой любимый длинный тромбон, и фиг с ним, что он такой здоровенный и мне с ним — было дело — трудно влезать в школьный автобус. Я ныла чтобы купили тромбон, но все почему-то были уверены, что мне надо играть на чем-то другом. И купили мне кларнет, который, в принципе, тоже дудка, только покороче и потолще. Я начала играть на нем, и даже вроде не тошнило.
Я доучилась до конца школы и не собиралась переходить другой инструмент. Все девчонки играли на флейте и кларнете. Некоторые еще и валторну пытались освоить (смеется). Все на мозги мне капали: типа, давай, переходи на медные. А я их в жопу посылала. Так и проиграла на своей дудке всю школу.
Когда я раскрутилась с Кид Роком, детишки завалили меня по мылу (у меня был отдельный ящик под это дело, адрес везде валялся) письмами, типа: «Я хочу играть на барабанах, как ты, а наш руководитель мне не дает. А когда я говорю: «Посмотрите, Стефани же играет, она, знаете, барабанщица», он отвечает мне типа: «О, ну, это чистая случайность. Девочки не могут нормально играть на ударных». А я думаю: господи, с удовольствием бы съездила отвесить пендаля этому придурку! А что еще можно сделать, если препод называет кого-то калекой только потому, что этот чел — девочка?!



mm: Ты теперь кумир для многих, и, наверное, чувствуешь какую-то ответственность? А что бы ты сказала девчонке, которая начала играть на ударных или другом «неженском» инструменте, чтобы приободрить ее?

SE: Если тебя плющит по чему-то, то просто делай дело и все. Кого волнует, что там кто говорит на этот счет. Да пофиг. Если бы я не стала известной, я бы все равно занималась тем, чем занимаюсь сейчас. И фиг бы меня кто остановил. Чего хотела, то и делаю сейчас. Чем больше народу считает, что это не женское дело, чем больше народу удивляется, тем больше доказательств, что все идет как надо. Потому что кроме бабских масясечек есть еще до фига интересного в мире. Если ты — без башни (смеется), тебе и карты в руки. Практически во всем: была бы оголтелость, можно сказать, маньячество в своем деле. Если нет -сразу забивай сразу, особенно если касается музыки, потому что это очень, очень трудно и порочно (смеется). Правда-правда.


mm: А тебе не кажется, что вы и в самом деле идете как бы отдельной строкой везде — Саманта Мэлони, Шейла  И., Синди Блэкман… Каково это — быть одной из немногочисленных барабанщиц, которые находятся в центре внимания и всегда в цене?

SE: Да. Это вставляет. Мне по жизни задают один вопрос: кто мой кумир из числа женщин. А у меня ни одного нет. Мне как-то пофиг было, как там играла Карен Карпентер, царствие ей небесное. Но факт наличия у нее сисек меня, несомненно, волновал, (смеется). В новинку было. А вот с Шейлы И. я обезьянничала. Она меня очень вдохновляла, потому что тоже казалась такой бесстрашной пофигисткой. И вся семья у нее талантливая. И просто невероятно, что тебя ставят рядом с такими, как она. Ну, и ладно. Типа, «мы с тобой одной крови…» (смеется)



mm: Расскажи немножко, как ты попала к Кид Року.

SE: С DJ Swamp'ом мы играли вместе в одной группе в Кливленде, и он мне сказал, что Кид Рок ищет ударника. А я ответила: «Ну и что?», потому что сидела в Милуоки в то время со своей собственной командой Puppy Steak и была занята ею под завязку. Это была панк-банда. Группа девчонок и парень на ударных. Все было зашибецки, да и осточертело уже играть за чьей-то спиной и стоять в чьей-то тени. Так что я сказала: «Да?.. Ну и хрен с ним». Но DJ Swamp что-то залупился: «Нет, все серьезно, они собираются ехать в тур, будет клево». Я позвонила брату, который вроде бы слышал это имя. Брат сказал: «Кид Рок? Такой прирэппованный белый из Детройта? Ну, рэп, да» и подогнал мне диск — «Grits Sandwiches for Breakfast». Я еще тогда подумала: а нафига этому Кид Року вообще барабанщик? Там же все в машинку забито.
Короче, Кид Рок мне сказал: «Пришли мне свою видеозапись. Срочно, к понедельнику». В субботу я сделала запись, в понедельник он уже держал ее в руках и все. Тишина. Через неделю я не выдерживаю и сама ему звоню, мол, ку-ку… А он, как ни в чем не бывало: «А, да-да, ты принята в группу. Ждем тебя в среду на репетиции». Елки, на дворе понедельник, а мне ведь еще надо расплеваться с работой, квартирой и группой, прежде чем валить в Детройт! А он мне: «Да не вопрос. Вот тебе 500 грина, действуй». И все! Блин. Ну, что. Собралась и поехала. Приехала я туда в семь, а в половину восьмого уже была репетиция. Чумовее того раза мне больше не ездилось.


mm: Как ты считаешь, чем ты отличаешь от других барабанщиц?

SE: У меня задница больше (смеется), вот моя главная отличительная черта. На самом деле, я не веду себя на концертах как большинство девочек-ударниц. Я не выхожу на сцену с мыслями типа: «Боже, надеюсь, парни сегодня на меня будут смотреть, я же топик надела». Я просто выхожу на сцену и все. Ну, еще мне кажется, что играю все-таки позлее, чем девчонки, которых я видела. Я вообще довольно агрессивная по жизни. К тому моменту, когда надо садиться за барабаны, я обычно бываю накрученной до такой степени, что вообще могу убить нафиг. Так что ежевечерне я выхожу и конкретно расфигачиваю барабаны в дрова. А танцы-шманцы пусть идут нафиг.


mm: А тебе не приходило в голову, что виной этому излишки тестостерона в твоем нынешнем окружении?

SE: Знаешь, я не поверила своим ушам, когда услышала, что меня взяли в группу. Если бы на первом прослушивании я не играла так, как я играю, они бы никогда меня не взяли. А парни сказали, что все ништяк. «Ты играешь, не как обычно девчонки играют, именно поэтому мы тебя и берем. Потому что игра по пизде ладошкой нам нафиг не нужна». Влияет ли это на мой стиль игры? Нет. Подгоняет ли это меня, чтобы не отставать от согруппников? Блин, да конечно! И наоборот, потому что это невероятный кайф — ощущать группу как единое целое во время игры. Это кайфовее секса. Кайфовее, чем гонять на машине. Это самое сильное ощущение, которое может быть вообще.


mm: Насколько ты свободна в выборе того, что и как играть?

SE: Чем дальше в лес, тем больше свободы. Но когда только-только входишь в коллектив, знаешь, кто там заказывает музыку и кто кого танцует. И слава Богу, что это так — Кид Рок может отлично разрулить шоу, он прекрасно знает, что именно понравится публике, а что не понравится, умеет переходить из нереально легкого звука в нереально же тяжелый и наоборот. И мне тоже пришлось учиться всему этому. Раньше я играла в группах, где надо было просто держать ритм и все, а тут — совсем другое дело.
Обычно я играю тыщу нот там, где требуется сыграть их всего две. А самое трудное — это играть тихо. Чем дальше, чем лучше мы сыгрываемся и вообще сближаемся, тем больше дается свободы всем нам. Это самая сложная и самая легкая группа, в которой я когда-либо играла. Потому что, бывает, слушаешь запись и думаешь: «Ничего особенного» А когда играешь, оказывается, что это офигенно сложный материал. Чаще всего потому, что в записи куча электронщины в смеси с живыми инструментами, и чтобы повторить все в ноль на сцене, приходится играть за двоих буквально. Правая рука и правая нога играют живые барабаны, левая рука и левая нога — электронные. Я беру два рисунка и колбашу их вместе. И даже если это два простых бита — не всегда получится сразу. Трудно.


mm: А если лупы использовать?

SE: Так мы же без подложки играем, поэтому все электронные дела играю я, своими левыми рукой и ногой. По электронным барабанам, каковые являются частью моей ударной установки.


mm: Значит, на концертах ты, а в студии — нет?

SE: Нет. В студии сплошь электроника, потому что там столько всего надо делать, что в одно барабанное лицо и не справишься, невозможно просто. Не будешь же думать: «Так, вот в этом месте я сыграю три шестнадцатых по хету и продублирую это дело обеими ногами, но уже выделяя четверть» — это просто бессмысленно. Но можно этот рисунок забить в драм-машину и посмотреть, что из этого выйдет.


mm: Расскажи, в чем отличие концертов от работы в студии?

SE: Это не столько барабанные дела, сколько вообще студийные: вы должны научиться работать с любым звукачом, с любым продюсером. Если ты приходишь на студию, слушаешь то, что получилось, и уходишь, то это отстой. Или пытайся что-то перенять от этих крутых профи или хотя бы просто немножко постой у них над душой.
Если можно лишний раз прийти послушать запись, приди. Если имеются какие-то идеи насчет наруливания вашего звука, ты просто обязан их изложить. Потому что чтением мыслей на расстоянии никто не владеет, так что если в голове вертится что-нибудь вроде: «О, клево, вот только бы на малый там флейнджер привесить не мешало», то не надо молчать в тряпочку. Кроме тебя этих мыслей никто не слышит, так что если ты можешь кому-то объяснить… это столь же важно, как и дальнейшая раскрутка песни.
Ну, и по ритму плавать нельзя ни в коем случае. Иначе вместо тебя быстренько врубят компьютер. Можешь даже не сомневаться. Потому что так дешевле. Так что первый кандидат на вылет всегда я. Правда-правда. Барабанщиков всегда увольняют в первую очередь. «Все, до свидания… Обойдемся машинкой. Спасибо за все. Особенно за проеб 200 грина из нашего кармана за последний час. Ты уволен».


mm: Что и подводит нас к вопросу о занятиях. Ты занимаешься дома регулярно?

SE: Ты что! Я бы вообще тогда рехнулась. Я же работаю каждый день. Не до занятий. У меня даже установки дома нет. Зато в каждой комнате по гитаре. И клавиши все стоят у меня дома. Барабаны — это единственное, чего нету.


mm: А во время гастролей как дела обстоят?

SE: Тоже не занимаюсь специально, все, что надо я и так умею. В случае с учебой лучше недосол, чем пересол. Не пойми меня неправильно, но я предпочитаю сунуть нос еще куда-нибудь, чтобы успеть и там наследить.



mm: Твою ударную установку описывают как что-то чудовищное, потому что она нереально большая. Не могла бы ты немного рассказать о ней?

SE: Да, она у меня недетская. Ее подсократили, но все равно приходится кусок сцены надстраивать каждый раз. Я поначалу-то думала: нафига мне столько барабанного добра? Ну и не выставляла половину. А когда началась работа с Кид Роком и пришлось регулярно кататься по стране, обнаружилось, что все, как одна, группы, с которыми мы вместе играли во время Warped Tour, возили с собой небольшие установки. И тогда я опять начала выставлять две бочки — ведь никто больше так не делал. Мы хотели прикольно выглядеть, потому что другие команды играют на небольших барабанах, а потом выходим мы и — тра-та-та-та! (изображает автоматную очередь) — и все ништяк. А уж девчонки вообще крайне редко играют на таких громадинах. Так вот, начали мы выступать с этой огромной кухней, хотя и половиной выставленного на сцене я не пользовалась. Я играла в две бочки, малый, пара альтов, ну и все. И я начала возмущаться: нафига мы таскаем всю эту херомантию с собой?.. А потом мы вдруг начинаем выступать все больше и больше. И с каждым разом каждый барабан становится все более используемым. Я навесила целую стойку кавбеллов, используя всего по одному из них в каждой песне. Так что потом, когда все нарулилось, мы с помощью бедолаги Билли (барабанный техник Стефани) стали выставлять всю кухню целиком.
Сейчас, правда, опять подсократили немного. У меня стоит роландовский Octapad с восемью триггерами. Я кое-где на нем тоже играю. Потом две бочки, и альты по 8, 10, 12, 14 и 16 дюймов. Все это крепится на здоровенной раме, которую я зову системой. Все задрано максимально высоко. Я люблю повыше, чтобы тянуться надо было. Типа, еще чуть-чуть и все поломается нафиг. Иногда и ломается.



mm: Расскажи немного о гастрольном опыте. Проведи, так сказать, за кулисы ваших концертов.

SE: Секс, наркотики и рок-н-ролл (смеется). Ну, в сравнении со старыми добрыми временами, тусоваться мы стали куда меньше, конечно. Хотя никуда от от тусовок не деться — они неизбежны при наличии гастролей. Когда мы начали выезжать на концерты не в кампере, за которым катился трейлер с оборудованием, а в собственном автобусе, зависы стали особенно мощными. Мы были рады, если хотя бы часика четыре за ночь удавалось поспать. Сейчас все уже устаканилось и посторонних нет ни за кулисами, ни в автобусе. Взрослеем потихоньку. Конечно, зажигаем еще порой, но уже более-менее контролируем себя. Ну, и еще и потому что раньше до нас никому дела не было. Люди просто хотели затусить с группой и все. А теперь мы каждый раз спрашиваем: а с чего это вас вдруг именно к нам потянуло? Так что да, мы все еще веселимся, но мы уже ученые и позаботиться о безопасности никогда не помешает, потому что психов везде полно.


mm: А как ты готовишься к концертам? Скажем, за час до выхода на сцену что происходит?

SE: Каждый раз по-разному. Каждый раз разные интервью, пресс-конференции, радиозамуты — в зависимости от того, идет ли раскрутка новой песни или еще что-то. Иногда мы сидим в одном из наших автобусов, там у нас портостудия, мы там пишемся временами. На телефоне вишу. «Стефани, давай скорее сюда, тут надо на банджо сыграть».
Но чаще всего я перед выступлением сижу в гримерке. Мы часами хохотали с Джои — потому что он всегда меня смешил. Мне будет его сильно не хватать теперь (Kid Rock’s Rapper Joe  C. скончался не так давно). Мы дули и пили лимонад. Нет, сперва по пиву. Я не трезвенник-язвенник, как некоторые думают. Мы любим по пиву вдарить. Да это и так все знают, я думаю. Спроси кого хочешь. Хотя, опять же, только если делать ничего не надо. И если это никого не напрягает.
Ну, и сидим, ждем вызова на сцену. Когда до выхода остается минут двадцать, мы немного разминаемся. Растяжечку делаем. Так, немножко гимнастики. Проверяем настройку инструментов. Я разговариваю с техником. Убеждаемся, что все в порядке. Правильно, нафига же нам всякие неприятные неожиданности на сцене.
Но никаких предрассудков и тайных обрядов перед выходом. Просто встали и пошли на сцену. Безо всяких. И улыбаюсь широко. Типа, мы идем. Вот они мы!

by Alison Danis (оригинал здесь)

Перевод Маши Киндер, © 2005

назад