ЕДИНСТВЕННАЯ АРХАНГЕЛЬСКАЯ БАРАБАНЩИЦА ИГРАЕТ ТЯЖЕЛЫЙ РОК

Татьяна Репнякова: «Хочу, чтобы меня воспринимали всерьез»

Направление, избранное популярной архангельской группой «Воды Стикс», одно из самых тяжелых в современной музыке — брутальный death-n-doom. Тем примечательнее, что за ударной установкой, требующей по законам жанра бешеной «молотьбы», хрупкая девушка. Единственная на сегодняшний день барабанщица в архангельском роке — Татьяна Репнякова (признанная, кстати, второй по итогам прошлого сезона) отвечает на вопросы «Известий».

— Таня, не женское это дело, тяжелый рок. Каким ветром тебя сюда занесло?
— Когда-то мой старший брат увлекался тяжелой музыкой, тогда все это называли «металлом», и мне приходилось просыпаться и ложиться спать под звуки «Коррозии Металла» и «Мастера». Сначалa меня это дико возмущало, но потом я привыкла, и теперь даже нахожу свои детские блокнотики, исписанные фразами из песен тех групп.
Довольно продолжительное время я слушала самую разную музыку от классики до блюза, но понятия «рок» для меня не существовало, и только к десятому классу я заинтересовалась вдруг творчеством группы «Мистер Биг», а уже потом стала слушать и кассеты других групп.
Когда меня познакомили с Сашей (гитарист группы «Воды Стикс» — А.М.), а он был настоящим фанатом тяжелого рока, я уже спокойно относилась к этой музыке.

— Ну, а как ты оказалась за барабанами? — В ту пору Саша переиграл уже в ряде тяжелых групп и решил создать свою, но безуспешно искал басиста и барабанщика. Я созерцала на это со стороны и очень хотела, чтобы его мечта осуществилась. Но барабаны появились в группе раньше, чем барабанщик. Так случилось, что один знакомый продавал свою установку, а поскольку у меня тогда материальных проблем не было, я предложила купить ее. Честно говоря, у меня тогда уже был «коварный» замысел — я просто очень хотела поиграть на барабанах, тем более что никто из барабанщиков никогда не даст свои инструменты кому-то пробовать. А я чувствовала, что меня с детства к этому тянет. И когда Саша в шутку сказал: «Давай, играй, а я буду на гитаре», то к его удивлению у меня стало получаться. Оказалось, что у меня есть чувство ритма. Так, постепенно, я стала втягиваться в это дело. А потом он и вовсе стал от меня требовать, чтобы я играла.

— У тебя есть какое-то музыкальное образование?
— Нет, но я очень хотела играть на пианино. А когда мама решила устроить меня в музыкальную школу, там сказали, что у меня нет слуха, но есть чувство ритма. Так я оказалась в средней школе № 5, в классе с музыкальным уклоном. У нас там был хор, но мое пение никому не нравилось, и я постепенно забросила это дело, но какие-то азы остались.
И только когда я оказалась за барабанами, может, именно здесь у меня и слух по-настоящему прорезался.

— Сколько часов в день ты занимаешься барабанами?
— Первые два года мы репетировали практически ежедневно по 5-6 часов. Уж и не знаю, что мной тогда руководило, может, больше то, чтобы чувствовать себя частью какого-то общего дела. Теперь, конечно, другое время. Все стараются заработать себе на хлеб, поэтому репетируем по 2-3 раза в неделю.
Но я принципиально научилась играть на двух «бочках», чтобы меня всерьез воспринимали, а не просто замечали, что за барабанами девушка.

— Принято считать, что в кругу рокеров обычно выражений не подбирают. Насколько комфортно ты себя чувствуешь в этом окружении?
— С детства, сколько себя помню, всегда были какие-то мальчишеские игры, и в компании всегда было больше мальчишек. Поэтому с мужчинами мне всегда спокойнее, сем среди манерных и мажорных женщин. Насчет выражений… Конечно, это бывает на репетициях. Обычно сгоряча, но потом вспоминают, что я не парень и долго извиняются.
Вообще, в кругу наших музыкантов ко мне относятся уважительно, и я стараюсь все лишнее пропускать мимо ушей.

— Как, кстати, к твоей музыкальной деятельности относятся твои родители и подруги?
— Они, конечно, считают, что я трачу время зря, говорят, что пора заводить семью и детей. Но обычно я стараюсь ничего им не рассказывать, мне это надоело. Правда, бывает, проговоришься, вот, мол, концерт был. И сразу начинается: «Ах, ты все еще играешь!?» Наверное, считают меня сумасшедшей, а мне хочется быть в каком-то деле единственной. Пусть даже в таком нетрадиционном для девушек, как тяжелый рок.

— Ты еще успеваешь учиться?
— Да, перешла на второй курс ВЗФЭИ. Финансы и кредит.

— Связываешь с этим свое будущее?
— Больше, наверное, отец видит в этом мое будущее. Он с насмешкой относится ко всем моим музыкальным увлечениям и хочет, чтобы я уверенно себя чувствовала. У меня ведь есть уже диплом торгового училища, но пока я чувствую, что это — не мое.

— Но ведь будущее музыканта из провинции вещь еще более неопределенная.
— Да, может, я и плыву по течению вместе с моими друзьями-музыкантами, но я по-настоящему увлечена этой музыкой и мне для нее ничего не жалко — ни времени, ни денег. Может, это и есть моя жизнь, моя судьба!? Поэтому, ко всему, что происходит, я отношусь спокойно.

11.08.2001 г.
Александр Мезенцев, «Известия»

назад